Мечты и кошмар - Страница 42

Эта подписка — не бумажная, и «союз», несмотря на всю свою реальность — вне досягаемости «товарищей». Но все-таки о нем, и о его разрастании вниз, в виде «Круга Непримиримых», более подробно я пока говорить не буду. Тем более что главное фактическое значение последнего круга должно вскрыться тотчас после падения большевиков, когда трудно будет, среди взрыва, отличить советского чиновника по принуждению от перевернувшегося комиссарчика, когда всплывет накипь и виноватые отбросы, ради спасения шкуры, станут доносить на невинных. А маленьким людям всего труднее оправдаться…

Повторяю, не всегда все можно сказать, даже если сказать — безвредно. Так, возвращаясь к злобе дня, я не нахожу, как многие, чтобы резолюция членов парижского Учредительного собрания была вредна, вряд ли найдут ее вредной русские люди в России. Эта цепь всяческих отречений — от вооруженной помощи, от признания окраин, от интернационализма III Интернационала и т. д., - только портит и ранит их своей бесполезностью. Молчание — порою действительно золото (и чаще большевистского), тут я искренно присоединяюсь к умной статье г. Ю. Делевского в «Послед. Новостях», напечатанной… «в порядке дискуссии».

P. S. Моя заметка была уже окончена, когда в номере «Общего Дела» от 4-го февраля появился «варшавский документ» (военный) и статья г. Бурцева о нем. Зная хорошо русские варшавские дела и считая, в согласии с г. Бурцевым, уклон к «интервенциональному милитаризму» опасным, я в следующий раз хочу поговорить о нем особо.

V

Интервенция

Le monde va changer de base,
Nous n'etions rien — nous serons tout…
Internationale

Мы узнали, наконец, что думают 33 русских эмигранта о русских делах вообще, об «интервенции» в частности. Надо сказать правду: если б давно, годами, каждый из них не твердил того же, в одиночку, мы бы не скоро разобрались в «резолюции», которую они преподнесли удивленным народам. Кстати, и от суконного языка ее, старого, как времена Николая, подполья и керенщины, нас отучил новый язык большевистских декретов, — язык собачий. И еще вопрос, какой по нынешним временам действительнее: новый собачий — или старый суконный. В новом все, по крайней мере, определено, ясно: так и так, и «больше никаких гвоздей».

Но мы охотно прощаем суконный язык: иначе говорить наши старые политики не умеют. Кто знает, в чем дело — разберется. И даже поймет, что все эти «постольку-поскольку», все размягченные поговорки Милюкова насчет «той, а не этой» интервенции, все «хотя и несмотря» — необходимы, если добиваться «внешнего вида», соглашения. Внешний же вид необходим для иностранцев. Пришлось взять этот минимум, внешний вид — когда убедились, что действительно соглашаться и не могут, и не хотят.

«Воля Народа» не скрывает этого. Но туда иностранцы не заглядывают. Их взоры устремлены на парижскую «учредилку». А там вполне достаточно «внешнего вида».

Для нас, для русских людей в России и смею думать, для самой России, — в высокой степени безразлично, согласились между собой или не согласились 33 представителя старой социалистической и старой несоциалистической партии. Мы даже склонны утверждать, что они более согласны друг с другом, чем сами это думают. У них, благодаря разности политических биографий, разнствуют формы выражения мысли, обороты фраз, быть может, темп речи; но исходят они из единого и того же, точка зрения на Россию, на большевиков у них одна. Они все танцуют от печки, от которой танцовать больше нельзя, потому что ее нет.

Объясняюсь.

Они говорят: Россия, наша великая родина (собранная в великую царскими руками, — это они не говорят, но это надо бы помнить) — находится сейчас в большом несчастии: ее русское правительство — плохое правительство, очень плохое. Оно довело ее до самого ужасного экономического положения, обессилило так, что хищные соседние государства (и не соседние) легко могут воспользоваться этим, в смысле отхватывания кусков или даже в смысле долголетнего экономического угнетения (колония). Захваты даже теперь уже начинаются (Бессарабия, Сахалин! Необходимо протестовать!), а что будет, когда падет большевистское, это плохое, правительство… и все-таки энергично держащее Россию в ее целостности…

Я здесь остановлюсь, иначе логика заведет нас очень далеко. Довольно и этого, чтобы показать пропасть, разделяющую русских за границей от русских в Совдепии.

Мы там и не думали вовсе о «плохом русском правительстве». Мы давно поняли, что есть большевики, и пока они есть — России нет. Надо, чтобы она была. Для этого надо, чтобы не было большевиков.

Таково первое положение. И из него уже вытекают все выводы, — логические и практические.

Что такое большевики, — интернационалисты или неинтернационалисты? Пусть мне ответят, да или нет? Если да, то какое же они «русское» правительство? Это захват группой интернационалистов территории первого попавшегося государства (удачно попалось!), как базы для дальнейших захватов. Того, что называют «вмешательством в русские дела», быть вовсе не может, раз нет «русского» правительства, «русских» дел и самой России. Может быть только: вмешательство в дела большевиков; интервенция в дела интернационалистов, оборонительная война европейских государств, наций против наступательной войны, открыто объявленной нациям и государствам — интернационалистами.

Если нации и государства хотят жить — они должны защищаться. И прежде всего не терять логики и здравого смысла, не называть «интервенцию» — вмешательством в «русские» дела, не считать большевиков — правительством «русским», не говорить себе, что интернационалисты — национальны, а не интернациональны. (Точно бред, ей-Богу! Мне даже стыдно это писать!)